«Я бы не был там, где я сейчас, если бы… не мои родители», — начинает Тедди. «Они дали мне свободу выбора в свое время. В 13 лет меня пригласили учиться в спортивной школе, и они согласились платить за мое обучение и отпустить меня туда. Сейчас у меня у самого есть сын, ему 3, и знаете… я понимаю, что пока что я сказал бы ему «нет, слишком рано».
Какое у тебя было детство с такими родителями?
Я рос в Париже, хотя мои родители были из Гваделупы. Они приехали во Францию в поисках работы, но родился я все-таки тоже в Гваделупе: этого захотела моя мама. Хотела, чтобы когда я родился, вокруг меня была вся семья, как это принято там, это целый праздник.
У меня было две сестры и брат, и когда в больницу приехал мой брат, у него в руках был его плюшевый мишка Тедди, о котором он начал рассказывать им, и они решили назвать меня так же — Тедди. И мне просто повезло: моего брата зовут Мозес, как моего отца, такая традиция. Маму зовут Мари-Пьер, так что меня бы назвали Пьер-Мари. Слава богу, это теперь лишь мое второе имя.
Какую работу нашли твои родители в Париже?
Папа работал на почте, мама сидела с детьми. Они всегда делали все, чтобы их детям всего хватало. У нас были и карманные деньги, и хорошая одежда, хотя мы не были из богатой семьи. У нас было право на новую пару кроссовок каждый месяц. И если я получал плохие оценки, я терял эту пару. Ужас для ребенка!
У меня было безумно много энергии. Я не мог уснуть, пока не израсходовал все батарейки в себе. И мама поняла, что надо что-то делать. Я ходил на сольфеджио, пение, в библиотеку и, наконец, пришел в спорт. Моя мама была спортивной, и в 5 она отдала меня в группу общего развития с разными активностями по одним дням и на футбол по другим.
Но все стояло под угрозой, если я начинал валить учебу. Одна плохая оценка, и я оставался дома учиться. В итоге до 13 у меня были очень хорошие оценки. Они стали хуже, когда я уехал от родителей и попал в новую для себя среду, где мне надо было самому организовывать себя и заниматься, тренироваться и еще просто жить как-то.
Помнишь, что чувствовал, когда в первый раз пришел на дзюдо?
Нас было примерно 10 новичков в довольно темной комнате… И там был мой первый супер-тренер, который сделал так, что мне захотелось продолжать заниматься этим. Он был педагогом, и он раззадоривал нас играми. Не было почти моментов, чтобы мы не улыбались на его тренировках. И потом в конце нас ждали поединки — настоящая битва, кто кого повалит…
Это чувство поединка привело тебя в дзюдо?
Я пробовал все: карате, баскетбол, теннис, гольф, сквош, современные танцы, скалолазание, футбол и дзюдо. На последних двух видах спорта тренера сказали, что у меня есть потенциал и мне надо выходить на новый уровень и начинать серьезно заниматься. Я выбрал дзюдо, потому что в отличие от футбола там все зависит от тебя. В футболе, как ни выкладывайся, победа зависит не только от тебя. Меня раздражало, когда кто-то отдавался не как надо. В дзюдо вся ответственно за результат лишь на мне.
В 13 ты выигрываешь юношеское первенство Франции и отправляешься в Руэн учиться в спортивной школе…
Надо отдать должное родителям: им пришлось затянуть пояса. Их ребенок добивался успеха, они хотели подбодрить его, ездили на его соревнования. Иногда они спали в машине, чтобы не платить за гостиницу. Но при этом не говорили мне ни слова. Я узнал об этом всем намного позже. Я очень благодарен им за все это.
Тяжело было отделиться от родителей в таком возрасте?
Нет, я был счастлив быть в элите. Я видел их по выходным, звонил им по телефону. Но тяжело было познакомиться с настоящим спортом. Я только попал в колледж, и противостоял 20-летним здоровякам, которые просто швыряли меня как мешка. Но я поднимался и каждый раз становился сильнее.
В следующем году — в 2014 — в INSEP (Национальный Институт Спорта) — было еще тяжелее. Мне было 14, представьте! Туда обычно не берут никого до 18. Мне сделали спец. допуск, потому что я в 14 был 1.95м ростом. Вот тут мои родители были против, но я уговорил их. Утром шел на занятия, тренировался, потом опять занятия во второй половине дня, еще тренировка, ужин, домашняя работа, сон. Каждый день так. Никакого времени на себя.
Старших ребят не просили быть поаккуратнее с молодым?
У родителей было два условия: не бросать учебу до получения степени бакалавра и не тягать железо. Тренера уважали это решение родителей, и я занимался физическим развитием, а не бодибилдингом. Но я так много отжимался и качал пресс, что делал только хуже. Те, кто боролись со мной, были минимум на 5 лет старше. Им говорили быть аккуратнее. Но в общем-то всем было все равно.
В те времена мои ноги только так летали под потолком. Но в меня верили и видели, как я прогрессирую. За три года я развился больше чем остальные за 10. И потом выиграл свой первый титул, и потом не раз чувствовал зависть, иногда даже в ужасной форме — один идиот даже специально травмировал меня на тренировке перед Чемпионатом Европы. Все, чего я добился, не было просто подарком мне: приходилось противостоять всему. У нас была конкуренция, а я был губкой, которая впитывает все.
Итак, ты полностью посвятил жизнь спорту…
Да, и мне немного жалко. Смотрю на студентов сейчас и жаль, что у меня этого всего нет. Студенчество — это такое время, когда ты много общаешься, любишь, тусуешься… Я бы хотел пережить такое, но это позади, я выбрал такой путь и прошел по нему. И тогда я не чувствовал себя жертвой. У меня была своя жизнь с множеством путешествий.
Диплом бакалавра то все-таки получил?
Да, я уважал просьбу родителей. Меня понимали и поддерживали в Университете: я проходил курсы заочно по ноутбуку в основном, у меня была специальная программа для атлетов высокого уровня, и в итоге я получил диплом.
В INSEP ты и встретила Франка Шамбилли, который тренирует тебя по сей день?
Да, он мне как второй отец с моих 14 лет. Он любит дзюдо и уводит за собой в эту любовь. Он хочет всего лучшего для спортсменов, ничего для себя. Он научил меня преодолевать себя. Во мне был талант, но он как никто другой помог его раскрыть.
Там же я встретил и психолога. Моя мама уже водила меня к одному, чтобы я вырос без комплексов. А Мерием Сальми из INSEP помогла мне жить с тем, что у меня было. Научила справляться со всем, что на меня наваливалось психологически, и она до сих пор работает со мной. Профессионал должен быть хорош во всем: не только в технике и физике, но и в психологии. Во Франции с этим все еще есть проблемы.
Ты тут сказал про комплексы… Ты серьезно выделялся на фоне сверстников с ростом за два метра, весом 140кг и 49м размером ноги. Это все давило на тебя?
Пришлось учиться распоряжаться этими данными. Я всегда был высоким и большим. Я хотел играть в парке с ребятами моего года, но был на две головы выше их, у меня было больше энергии, силы, и я иногда их мог и покалечить случайно во время игры. Поэтому играл в основном с теми, кто постарше. Трудно было найти себе в место.
Когда ты большой, к тебе намного больше внимания, понадобилось время, чтобы понять это. Я хотел одеваться в крутых магазинах как все, но на меня редко были размеры. И я все равно носил джинсы Levi’s, просто мне было ужасно неудобно, везде давило, и приходилось сильно спускать их, чтобы они были нормальной длины. Когда я стал взрослым, мне каждый день говорили на улице, что я большой.
Дзюдо научило тебя владеть своим телом?
Да, я познал его, научился распоряжаться, быть в гармонии с ним, знать, на что оно способно… Сейчас, если я травмировался, я могу сказать, в чем дело, до рентгена.
В 17 ты выиграл юниорское первенство мира, в 18 — взрослый чемпионат мира, сейчас у тебя 7 лет без поражений. Откуда эта тяга к победам?
Вряд ли можно назвать ее наследственной. Может, она выросла из соперничества с братом. Он был старше меня, и мне всегда хотелось победить его, доказать, что младший может выиграть у старшего. А он брал и побеждал меня, даже когда я уже был намного лучше по тренировкам, — учителя тех лет скажут вам! Он просто выносил меня раз за разом. И я все время ждал реванша!
Как проходили твои редкие поражения?
Что ж, все просто. Я разбит, когда проигрываю. Я ухожу в себя, не хочу никого видеть. Бывает, что такое происходит даже после проигрыша в футбол с друзьями. Я всегда хочу побеждать, такой заряд! В Пекине в 2008 было ужасно обидно проиграть, но тогда я все равно завоевал бронзу, а мне было только 18, и я был чемпионом мира, так что мне удалось это пережить. В 2010 в финале абсолютного чемпионата мира было труднее: тогда было спорное решение судей, и я сказал себе, что не позволю такому повториться. Все, что я выиграл после, стало следствием того поражения.
Что тебе нравится в дзюдо?
В дзюдо важна стратегия. Нужно использовать голову, чтобы побеждать. Я не смотрю все схватки соперников, не готовлюсь к ним. Я выработал свою манеру борьбы, которую могу адаптировать под соперников. Кажется, что если ты просто самый большой и сильный, то ты победитель. Нет, это не так. Я каждый раз знаю, что могу проиграть и делаю все, чтобы этого не допустить. Если бы я был уверен во всех победах, я бы их не одержал.
На ЧМ в Марракеше с тобой приехал целый «Клан Ринеров» — человек 70 группы поддержки. Это много значило для тебя?
Они не перестают ездить за мной с юношеских турниров. Никогда не было поддержки меньше чем пяти человек. Поэтому у меня просто нет права проиграть. Их голоса на трибунах — это второе дыхание. Мама собирала мне чемодан в дорогу лет до 20, наверное. Папа привел меня к хорошему бухгалтеру, юристу… Моя жена всегда со мной — она моя голова. Ну и вся огромная семья в Гваделупе…. Я поеду туда, как только смогу.
Теперь тебя ждет Токио-2020, а потом домашние Олимпийские Игры в Париже в 2024. Не слишком ли долго до них?
Олимпиада-2024 — это моя цель. Там будет не 70 членов моей семьи, а все 400. Это будет сумасшедше. Олимпиада — это совершенно особенный турнир. У молодых впереди семь лет, чтобы подготовиться, а у меня — семь лет, чтобы продержаться. Я буду стараться следить за собой, за своим здоровьем. Хочу изменить свою подготовку, найти спарринг-партнеров в других странах, меньше выступать на соревнованиях. Надо быть очень грамотными в планировании подготовки.
Мне надо сохранить свое тело. За 10 лет на международной арене оно уже совсем не то, он оизносилось — у меня остеоартрит плеч и коленей, много микротравм, часто надо прибегать к медикаментам, чтобы чувствовать меньше боли. Это высший спорт как он есть. Страдания — это цена, которую ты платишь за успех, я не жалуюсь. Все спортсмены немного мазохисты. Даст Бог, я буду там в 2024. Но я не планирую точно и наверняка. В какой-то момент мозг и тело скажут: «Хватит». И я прислушаюсь к ним и переверну страницу.
И что потом?
Пойду в бизнес, думаю. А что, из меня будет неплохой бизнесмен! Открою свое дело, у меня куча идей, возможно, займусь одеждой для больших ребят…
